Возраст дизайна: анализ версии "дизайн всегда" (1)
Т.Ю. Быстрова
Что представляет собой дизайн? Эта тема является одной из наиболее дискуссионных, поэтому мы не претендуем на выведение универсального определения (что есть дизайн, иногда очень сильно зависит от контекста). Теория требует, чтобы раскрытию более частных проблем предшествовало выведение рабочих понятий, иначе может возникнуть ситуация безнадежного спора об одном и том же предмете, по-разному называемом собеседниками, однако сплошь и рядом мы оперируем термином «дизайн» - чтобы блеснуть эрудицией, поговорить по делу, за неимением других слов, - без этого предварительного уточнения, что выхолащивает содержание понятия. Дизайнерам свойственно говорить о стиле, форме или дизайне именно так, ориентируясь исключительно на дробную и разнообразную эмпирическую реальность. Энтузиазм радует, но приводит к не всегда позитивным интеллектуальным последствиям. Хочешь профанировать святыню - говори о ней часто и не по существу, - пример гуманистов Возрождения, не верящих в Бога после целых веков ревностной веры, прекрасно подтверждает мой тезис.
Вопрос о сущности дизайна не является риторическим. От его решения зависит очень многое. Это:
- проблема границ дизайна в пространстве и в культуре, поскольку сегодня он все чаще претендует на «тотальность»,
- проблема целей дизайн-деятельности. Что это по преимуществу - экономическая эффективность? эстетика? эргономика? что-то еще? Случайны или закономерны формы дизайна, что их обуславливает. Каковы осознанные и неосознанные мотивы дизайнеров в ходе работы над проектом - просто новизна, «хорошо забытое старое», «сбыт как можно большего количества залежавшихся материалов», потребности человека?
- проблема природы дизайн-продуктов. Здесь необходимо выяснить, устроены они по законам неживой (признать это - значит, лишить дизайн возможности развития, лишить будущего) или живой природы или, может быть, такое деление в нашем случае бессмысленно и все едино в своих формообразующих основаниях.
- проблема человека в дизайне. Является дизайн сугубо техническим феноменом или мы признаем мы его изначальную связь с человеком? Какова модель этого человека, как его видят дизайнеры?
- наконец, связанная с перечисленными выше проблема методов дизайн-проектирования, требующая отдельного и пристального рассмотрения.
Одним из наиболее ответственных способов определения сути какого-либо предмета или процесса является историко-генетический подход. Исследуя начало, возникновение, можно хорошо увидеть как закономерности формирования, так и необходимость, и специфические черты феномена. В нашем случае интрига усугубляется тем, что единого ответа на вопрос о времени появления дизайна нет, вариантов как минимум четыре. Рассмотрим первый из них, пытаясь понять логику авторов и одновременно задавая им критические вопросы по поводу соответствия подхода фактам.
Первый имеющийся ответ: дизайн был практически всегда. Сторонники этой точки зрения [1] отождествляют любую деятельность по созданию предметов с дизайном и используют такие выражения как «первобытный дизайн», «средневековый дизайн» и т.п. Иногда подобный подход проявляется опосредованно, то есть звучит именно формулировка («античный», «египетский», «этнический» и т.д.) - при отсутствии ее развернутого обоснования.
Реконструировать основания подобного, расширительного подхода достаточно легко, особенно если речь идет о поздней первобытности или времени существования любого из «больших» (О. Шпенглер) стилей, приводящих к появлению выверенных, эстетически-выразительных (или, как чаще не совсем верно говорят, художественных) форм предметов - как культовых, так и повседневных. Действительно, вещи первобытности пленяют лаконизмом, простотой найденных решений, совершенством орнаментации, а главное - подлинностью, ощущением их нужности человеку, неслучайности появления в его жизни. В большинстве этих вещей угадывается не только технико-технологическая сторона, но и осознанность действий мастера, понимание смысла и сути каждого хода. За ритуалом, регламентирующим процесс изготовления, стоит личное «прочтение»; он не превращается в набор пустых формальностей благодаря мифу, который его сопровождает и неотрывной частью которого представляет себя каждый отдельный человек.
От удобства и, следовательно, формы первых вещей зависит выживание человека в природе. Вещи образуют защитную оболочку, своеобразную предметную капсулу, располагающуюся на границе природы и культуры. Они имеют своей основой природное вещество, - но вещество, преобразованное в соответствии с потребностями и замыслом человека. Они произведены внутри культуры, и именно способность производить делает человека культурным существом, - но помогают прежде всего в процессе взаимодействия с природными силами. Одновременно вещи выступают проводниками отдельного человека в мир культуры, позволяют адаптироваться к различным культурным стратегиям, иногда довольно жестким по отношению к индивиду. На ранних стадиях развития приобщение к культуре происходит посредством не текстов, а вещей, в процессе элементарного пользования ими. Оно непосредственно и куда более действенно, вдобавок оно оформляется ритуалом, благодаря которому функция вещи перестает быть самодостаточной, вплетается в контекст представлений о мире и месте в нем человека и продуктов его деятельности, культурных ценностей и кодов. Более того, переход от вещи к тексту как хранителю культурной памяти можно считать «уходом» от истинного пути развития цивилизации: текст дублирует действительность там, где вещь ее аккумулирует. Диалектическое единство природного и культурного делает их загадочными, полными смыслов, что интуитивно ощущается уже на очень ранних этапах культуры и приводит к их сакрализации. Так, оказывается мировые субстанции ранних восточных философий - Дао или Брахман - в первую очередь определялись как вещи, притом, священные вещи, возникшие до богов и до какого бы то ни было появления человека (хотя в интерпретациях советского периода мы увидим только о духовной, идеальной природе этих начал). Понятно, что в подобной системе координат к процессу изготовления и пользования необходимо подходить очень ответственно: форма «вычищается» самим отношением к вещи, к вещам.
Японский дизайн?
Форму обуславливает множество факторов, от коллективных до индивидуальных, от практических до духовных. Удивительным является и сам факт нахождения необходимого природного материала, который порой выглядит словно специально созданным предусмотрительной природой для удовлетворения именно этих, а не каких-либо других нужд человека.
Форма предмета, с одной стороны, «приноравливается» к тому, кто им пользуется, являясь как бы продолжением не только тела, но и психики, и души, т.е. всего человека в целом. Она не только эргономична, но и психологически соразмерна, поэтому вещь, как правило, живет вместе со своим владельцем. И умирает вместе с ним, взять хотя бы обычай захоронения вместе с оружием, орудиями, украшениями, сопровождавшими при жизни и индивидуальными для каждого, как например, мужские пояса в Китае, на которые подвешиваются двенадцать обязательных вещей, от тушечницы до личной печати. Об этом, достаточно индивидуальном отношении к вещам, свидетельствует и обычай преломления их при захоронении, встречающийся у северных народов [1]: переломилась, значит, из нее вышла душа, значит, вещь «умерла» так же, как ее владелец. Эта персональность, опрокидывающая прогрессистский подход и словно смыкающая кольцо времен, во многом созвучна современному дизайну, стремящемуся индивидуализировать пространство жизни людей. Вполне вероятно, что она не является специфическим свойством отдельной эпохи или следствием определенного способа производства вещи, но выступает константой во взаимодействии человека и его предметного окружения. Человеку всех времен свойственно антропоморфизировать мир, это вполне понятно и закономерно, но собственно к дизайну не относится.
[1] За этот пример я благодарю Н.П. Гарина, прекрасного знатока культуры и быта северных народов.
Следующая ...
10.09.2007
но не вещь.
Иосиф Бродский