Мода и история

О моде, особенно в области костюма, принято писать снисходительно: есть, меняется и все тут. Философ не может позволить легкомыслия в оценке многообразного и сложного культурного феномена, каким на деле является мода. Опуская ее безусловную экономическую значимость, обостряемую условиями рынка, обратим внимание на социокультурное ее значение, в особенности на временной аспект, позволяющий моде связывать человека с прошлым и будущим.

Мода вводит человека в культуру, социализирует его, притом двояким образом - одевая его и более-менее интенсивно меняя эту одежду (собственно сменяемость проявляется очень поздно, лишь в XIII в. в западноевропейской культуре). Нагое тело почти целиком принадлежит природе, растворено в ней. Его трудно осознать, тогда как прикрытость уже создает границу между телом и миром, способствуя саморефлексии. Смена покрова углубляет и расширяет представление человека о себе как индивиде и члене сообщества. По мере превращения одежды в костюм чистая утилитарность защиты от внешнего мира сменяется возрастающей знаковостью и эстетичностью. Они же не дают забыть о теле в его естественной данности, не дают ему стать всеобще-обезличенным продуктом культуры. Таким образом, моду можно понимать как результат стремления к отделению и обозначению себя, притом не столько в социальном (статусном), сколько в бытийном плане. Выделение себя из природы сопровождается возвращением к себе как индивидуальности.

Мода, как и одежда, программно стремятся к новаторству, но обречены на повторы. Непреднамеренный консерватизм задается устойчивостью форм человеческого тела - придумать брюки с большим числом штанин, безусловно, возможно, но сделать их модными будет проблематично. Чаще всего мода воспроизводит структуры, уже найденные в истории.

История для нас обычно виртуальна, ее образы не имеют практически ничего общего с подлинностью, будучи искажены литературой и кинематографом, артефакты неизвестны, технологии и кинематика, когда они реконструируются, производят забавное или удручающее впечатление. Заимствуя, начинающий дизайнер оказывается в сложном положении: воссоздание не интересно, подражание - декоративно. Смысловая пустота и бессодержательность не компенсируются живописными ходами и экзотическими аксессуарами. Дизайнеру важно знать историю для того, чтобы делать ее достоянием других, но всякий раз особым, неповторимым образом.

Только лично пережив историю, мы прикасаемся к ней; история перестает быть отчужденным набором раритетов и фактов, превращаясь в колыбель, в источник. Мода воплощает историчность, давая телу прожить, почувствовать, ощутить. В последние сто лет формула красоты всегда индивидуальна. И безупречно логична только для данного конкретного случая. Китайские поэты воспевают ножки-лотосы и руки красавиц, «благоуханные от пота и пудры». Странно, что во время рассказа об этом, студенты почти всегда смеются. «Теплые, белые и, как феникса жир, нежные»? «Фи...» - морщатся они. Между тем профессионал силен именно желанием понять другого, почувствовать его, уловить оттенки. Я начинаю объяснять, что женское в китайской культуре трактуется как пассивное и неопределенное, податливое и мягкое, темное и ненадежное. Оказывается, что других рук, лиц или платьев у китаянок просто быть не может... Буквальное следование в новых культурных условиях вряд ли это усилит привлекательность. Лучше, изучив другого, начать создавать себя, находя для этого новые материалы и выразительные средства. Такое движение может быть обозначено как стилизация - воссоздание духа и системы ценностей той или иной персоны, эпохи, культуры при использовании средств современного дизайна. В этом случае репродукция не является рекреацией; повторной становится лишь глубина постижения человека, целостность взгляда на него, а это не так уж мало. Обращение к истории перестает быть самоцелью, посредством него проявляется настоящее в его индивидуальности и конкретности.

На современном этапе одной из самых острых проблем существования такого настоящего становится взаимодействие человека с миром техники, погружение в который чревато забвением себя, прежде всего, своей естественности и телесности. Искусственные материалы обладают хорошими потребительскими качествами, но все ли они способны сохранить субъекта моды в единстве его тела и духа, не подчиняя одно другому и, тем более, не устраняя одно за счет другого? Трудно ответить категорично, но существующие тенденции формообразования - от культивирования этнической стилистики, начавшегося еще в 1960-х гг., до мягких рваных окутывающих объемов последнего подиумного года -    компенсируют избыточность чужеродных материалов, подтверждая потребность в целостности и гармонии. Если такая мода состоится, то у нашего героя появляется не только прошлое, но и будущее, шансы выжить в агрессивной техногенной среде городов, жители которых и являются основными потребителями продукции современной моды.        

 

22.04.2004