О хронотопе двух современных культур и границах диалога между ними (2)

Теснота обусловлена не столько неравномерностью культуры, сколько недостатком ее организованности. На первый взгляд кажется, что тесно должно быть в давно обживаемом пространстве Европы, но именно там теснота неощутима. Ибо она обусловлена не переизбытком вещей и людей, производимых и живущих долгое время на ограниченной территории, а недостатками размещения. Наш среднестатистический город почти не имеет исторических зданий, сооружений, ландшафтов, комплексов, которые не подвергались бы многократной реконструкции, достраиванию, переделке во имя расширения, которое чаще всего оказывается весьма иллюзорным, и т.п.; при этом диктует всегда сиюминутность, современность. Чувство времени своеобразно и неисторично, соответственно патриархально-крестьянскому характеру основной части нашей культуры, в том числе городской, ведь городской быт создавался заново сравнительно недавно именно выходцами из деревень, в которых прочнее и весомее оказались традиции, корни - именно в их российском своеобразии. Заявления о гибели русской культуры выглядят потому чрезмерно радикальными, вот она, жива, изменилась ровно настолько, насколько возможно меняться со временем, переместившись в города. Социальные и политические условия этому всемерно способствовали. "Крестьянство - неисторическая субстанция населения", -пишет К.Ясперс*. Каждое новое веяние - кооперативы, киоски, пункты обмена валюты, банки, платные туалеты, остановочные комплекы, магазины с "крылечками" - вихрем проносится по уже организованному прежде пространству, не добавляя ничего сущностного, собственного, но усиливая хаотичность того, что существовало прежде. Новое не вписывается в старое и не соразмеряется с ним. Это повторяется в любом фрагменте пространства. Каждая уборка квартиры происходит так же, как распихивание вылезающих отовсюду вещей, маскировка торчащих углов, якобы незаметное для глаз наступление на все пустоты - поддиванные, надшкафные, междумебельные. Но растолкать еще не значит действительно организовать, основательное всепобеждающее старое берет верх, хлипкая конструкция рассыпается через несколько дней, а следы уборки остаются незаметными для непосвященного в ее тонкости (вот и ценности, вот и оценки, характеризуемое как "порядок" таковым в действительности не является, ему не хватает способности к самоорганизации, он внешен и неорганичен по отношению к старому. Понятие "уклад" - в смысле пассивности приятия того, что "уложилось" само, с легкой долей фатализма вдобавок, - ближе к российскому образу жизни, и не содержит оценочных моментов, эту жизнь затрудняющих).То же - внутри мебели, загляните в свой письменный стол или шкаф. Немецкие шкафы узко специализированы и никогда не перегружены, хотя, конечно, их гораздо больше в большом доме. Но дело заключается главным образом отнюдь не в узости наших жилищных условий, потому что то же можно наблюдать на любой другой, даже весьма обширной, площади. Теснота воспроизводится и действует там, где ее, казалось бы, быть не может, на широких просторах, на неограниченной земле. Русский человек стремится - не сознавая того - густо, до предела, заполнить собою и продуктами (хотя бы - остатками) своей жизнедеятельности пространство, а потом начать привычную и единственную в своем роде операцию утряски-распихивания. Выбросить - непредусмотрительно, отдать - расточительно, уничтожить самому - невозможно. Незаполненное, разреженное пространство воспринимается как необжитое, неуютное, лишенное хозяйского глаза, обесчеловеченное. Следовательно, как некультурное, противное культуре. В нем, кроме того, можно оказаться одному, а как раз это менее всего привлекает.

Поведенческая составляющая допускает не только лень и безответственность, но и творческий поиск: голь на выдумку хитра. А это уже сильная сторона, о которой мы забыли в процессе "поклонничества перед Западом". Сильная, но и своеобразная, поскольку ее ослабляет составляющая историческая, которая оборачивается здесь отсутствием предусмотренной и просчитанной перспективы, вероятности изменений и отклонений, следовательно, - будущего того или иного пространства. Теснота это плоскость и сиюминутность, возведенная в разряд вечности, отсюда и горькая поговорка о том, что ничто не бывает столь вечным, как наши временные постройки. Предвидеть необходимость избыточного пространства, то есть увязать его с ходом времени, кажется неоправданной роскошью. Так нерациональность оборачивается иррациональностью, тоже в самых разнообразных вариантах: проживание семьи в одной комнате, плацкартный вагон, путешествие в котором - всем скопом - длится неделю, городской транспорт с его гиперсексуальностью, крошечные кабинетики чиновников внутри помпезного здания с огромными лестничными пролетами и коридорами, садовые участки в шесть соток с баней, теплицей и всеми удобствами, дворы домов, заставленные гаражами. Думаю, никто не возьмется объяснить, почему шесть соток, а вокруг чистое поле. Поскольку традиция ориентирована на неизменное нахождение в настоящем (с некоторой корректировкой доли религиозного это& напоминает средневековую культуру), поскольку иррациональность повсеместна, эту константу можно учитывать.

Противоположность "тесноты" - "порядок" - говорит о тщательно и последовательно организованном пространстве и времени. Первое впечатление от Германии, впечатление безлюдной страны, безлюдных городков и деревень, надолго остается в памяти не только потому что ему положено быть самым сильным, но от своего соответствия действительности, подтверждаемого новыми фактами. Незаполненный поезд мчится среди фабрик, полей и домов, делает остановки на незаполненных платформах и вокзалах. Прибывая в большой город можно заметить целенаправленно рассасывающийся поток людей. Это не толпа, не толчея, не толчение воды в ступе, а движение. Очень большим кажется вокзал, которому как бы не хватает людей, особенно утром. Его трудно обозначить как вокзал, поскольку привычные атрибуты и границы отсутствуют: это не здание, а территория, точно пригнанный друг к другу набор функций, связанных с приездом и отъездом: информация, горячая еда, газетные и цветочные киоски, телефонная связь, билетные кассы, тележки для багажа. У нас это - зал ожидания и люди, которые, кажется, давно в нем живут и будут жить, даже без еды, телефона и туалета. Там - движение и его регуляция, комфорт и незаметность любого передвижения.

В городе поражает количество старых построек. Потом можно узнать, что они были уничтожены во время войны и отстроены недавно. Тем не менее они остаются старинными, сохраняя первозданный или почти первозданный вид и аромат. Там, где положено быть Старому городу, Бургу, находятся лишь немногие новые дома, завуалированные, скрывающие себя, например, за зеркальными стеклами, в которых отражается история и старина, или за традиционным охристым цветом стен, за черепичными шпицами. В них не вторгаются. Старое восстанавливается, сохраняется, но не становится "музейным", живет обычной жизнью. В стене крепости находятся квартиры. Во рву вокруг нее - маленькие огородики и теннисные корты. Подлинное старое уважаемо: так называемый Stammtisch, стол, зарезервированный исключительно для сотрудников какой-либо фирмы в незапамятные времена и навек, есть в любом ресторане или пивной. Иногда в силу изменения исторических условий меняется предназначение, но не внешний облик: сторожевые ворота превращаются в кафе, куда пожилые дамы приходят пить кофе с кухенами; магазины устроены за фасадами старых домов. На историю не наступают, отводя ей надлежащее место. Город организован. Где положено бегать по магазинам (совершать Bummel, весьма увлекательное и почитаемое занятие, особенно по субботам), работают магазины. Там, где положено трудиться в офисе, стоят здания офисов, вынесенные за пределы жилых кварталов, в них нет больше ничего, только рабочие помещения. Разделение выдерживается строго. Все чередуется во времени: в будни безлюдно в одном месте, в дни ярмарок и праздников в другом, сегодня все устремляются в отпуск, завтра все сидят по домам. Город дышит, таким образом. В нем всем и всегда хватает места, ибо парадокс хорошо организованного пространства состоит в его емкости при внешне скромных габаритах. Вместительность, из которой ничто не выпирает. Лаконичный выверенный заполненный объем, красоту которого диктует не сознание, а бытие, другие города, эпохи, люди в своих границах, другие субъекты, одним словом.

То же - дома. Та же строгая функциональность каждого компонента пространства при не менее строгом соблюдении ее. Опуская экономическую подоплеку и сомневаясь в ее действенности в русской культуре, скажем еще раз о том, что каждый предмет обстановки и каждое помещение имеют свое, только им отводимое, предназначение. За письменным столом работают, в книжном шкафу хранят книги, в комоде лежит белье, на диване сидят в гостиной, на кровати спят. Это просто, даже банально, но состоит в противоречии с нашей действительностью. Специализация заходит дальше. В одном платяном шкафу висит платье ребенка, в другом - родителей, шкафы стоят в соответствующих комнатах, комнаты находятся на соответствующих этажах. В подвале размещаются стиральная и сушильная машина, отопительные приборы, иногда сауна. Верхом узости, если можно так выразиться, представляется комната для глажения белья: сразу несколько знакомых дам отрекомендовали мне ее именно таким образом, по-моему, все они стирали в других помещениях. Кухня и столовая, часто переходящая в гостиную, находятся на первом этаже, детей размещают поближе к потолку или к подвалу, возможно, так здоровее, возможно, так они меньше мешают родителям. "Поведенческих" опасностей как минимум две. С одной стороны, всякое отклонение от стереотипа расценивается как чудачество, порою как бунт. С другой стороны, ассортимент "оснастки" узко специализированного места расширяется год от года: человеку кажется невероятным и неудобным письменный стол без компьютера, факса, ксерокса, кучи всяких канцелярских приспособлений, даже если он пользуется ими раз в год. Они - знак престижа, достатка, самоутверждения, прежде всего в собственных глазах. Нечто подобное сегодня начинается у нас, да скудость средств мешает. Представляется, что этот фактор можно учитывать только со специальными оговорками.

Итак, немецкий хронотоп в конечном счете рационален настолько, что диктует человеку его возможности и ходы, отучает думать, предугадывать, творить самому, то есть оборачивается иррациональностью при соблюдении законов и установлений. Не думаю, что многие смогли бы объяснить действительные мотивы своих поступков иначе как "общепринятостью", стандартом жизни, пусть высоким. Российский хронотоп непредсказуем, но учитываем, то есть в нем нерациональность и иррациональность становятся настолько повсеместными, что оборачиваются своею противоположностью. Некие глубинные слои культуры предопределяют поступки и действия человека: немец, приведенный к покупке пространством магазина, организованном табличками, указателями, размещением полок, откажется считать это вмешательством посторонних сил, настаивая на свободном волеизъявлении. Напротив, русский поступает прежде всего сам - рассуждая при этом о судьбе или Боге, тех самых посторонних силах, которые к его сегодняшнему бытию не имеют ни малейшего отношения. Каждый будет отстаивать свою версию событий, вычитывая различия внешнего, поверхностного существования. И не принимать друг друга даже на уровне названия домашних насекомых. Поэтому диалог невозможен между ними, разве что обмен опытом: если иметь в виду бахтинскую трактовку диалога, его последних работ, в которых диалог характеризуется как смыслопорождающее общение двух равноправных, свободных, открытых, ответственных, необходимых друг другу субъектов. У нас коммуникация - да, общение - нет. Прогноз пессимистичный.

Другое дело, если за несходством явлений и неприятием, им порождаемым, нам удается зафиксировать сущностное, существенное различие глубинных хронотопических пластов культуры. И такую же существенную несвободу, им порождаемую. Это - точка пересечения, о которой следует говорить диалогически. Это - точка абсолютного несходства, которая является основанием диалога. Ведь по Бахтину, чем дальше отстоят друг от друга субъекты, тем продуктивнее будет диалог, тем множественнее - новые смыслы.

* Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.,1994. С.142.

... Предыдущая

27.09.1993