Андрей Печенкин БЛИЗКОЕ - ДАЛЕКОЕ. 2007. Т. Быстрова
Искусствоведы привычно всматриваются во временные дали, подчас забывая, что история совершается ежедневно. Путь, точнее, пути екатеринбургской архитектуры последнего десятилетия еще не стали темой фундаментального исследования. Не претендуя на полноту рассмотрения, мы хотим быть объективными в оценке перемен, происходящих в архитектурном мышлении и практике уральской столицы. И не согласиться с однозначно негативной оценкой, которая свидетельствует о предвзятой позиции. Или отсутствии полной информации.
Сегодня назрела необходимость профессиональной оценки и самооценки всего происходящего в архитектуре города. Бурно, медленно, удачно, не слишком. С оглядкой на Запад, на Восток, на себя, на заказчика. С формированием экономического опыта и навыков взаимодействия. Освоением новых материалов и технологий. Об этом интересно знать горожанам, творцам и - должно быть - интересно власти. Ведь неосмысленное прошлое делает весьма неопределенными контуры будущего.
В разговоре о путях и своеобразии уральской архитектуры ценны все позиции: чем они разнообразнее, тем продуктивней диалог. Нам хотелось бы представить несхожие, может быть, диаметральные точки зрения, обеспечить максимальную полноту взгляда. Чтобы задать границы дискуссии, нужно также определить точку (или точки) начала. Приглашая к продолжению разговора всех заинтересованных лиц, мы начнем с рассказа молодого архитектора Андрея Печенкина, создавшего в 1998 году аптеку «Здравник» в деконструктивистской стилистике. Сохраняясь на прежнем месте, на углу улиц Восточная и Куйбышева, сегодня она изменила интерьер и многие интересные детали решения. Ее делали, ища все сразу, от стиля до технологии: как ни странно, восемь лет назад даже все натяжные потолки называли словом «баррисоль», подобно памперсам и сникерсам, превратив его в имя нарицательное. А прочитанное в статьях по постмодерну слово «деконструктивизм» выглядело невозможным не только для уральской среды, но и для творческой мысли.
Итак, слово архитектору А.Ю. Печенкину:
«Ситуация 1996-98 гг. запомнилась полным отсутствием идей в отечественной архитектуре. Многие из нас буквально не представляли, с чем подступиться к проектированию. В этих условиях Запад выглядел, как маяк. Но и он вел главным образом к форме, которая долго довлела над нами, ведь в первую очередь архитекторы взращивают именно форму.
До 1995 года я работал в Германии, и переход оказался очень жестким, контрастным. Чтобы вносить новое в устойчивую, сформировавшуюся среду, нужно обладать огромной смелостью. К сожалению или к счастью, ситуации с проектированием аптеки почти никто не понимал. Заказчику хотелось чего-то необычного, современного, однако он толком не знал, что ему нужно: ведь заказчику, чтобы требовать, тоже необходима информация, определенный уровень эрудиции. В чем-то это сработало на проект: пока заказчик не знал, что представляет собой деконструктивизм, можно было ему это предлагать. И только в 1998-м. Сегодня подобное не проходит. На смену стремления к новизне пришли стереотипы, уровень которых не слишком высок. А тогда темнота обернулась творческой свободой.
Результат: народ понял, заказчик оценил. Но рассказать о поисках было невозможно: ни журналов по архитектуре, ни творческих конкурсов еще не существовало».
Кардинально новым в разработке аптеки «Здравник» было стремление решить экономические задачи с помощью интерьера. Это свидетельствовало о новых экономических реалиях, которые чувствовались всеми. Сделать интерьер, стимулирующий спрос, - такую цель поставил перед собой архитектор. Создаванная на пару с «деконструктивистской», аптека на проспекте Ленина, 4, спроектированная В. Геллером, работающим сейчас в Москве, - классическая, «ручная». Там деревянные панели и рукодельность, здесь - технологии, стекло, пластик, натяжной потолок. «Я сделал так, потому что знал западную систему проектирования», - говорит Андрей Печенкин, - Но в обоих решениях есть элемент искусства. Это не просто игра материалов, а работа с формой, которой все подчинено. А она, в свою очередь, подчинена задаче создания места, куда приходит человек. Как, например, в Музее Гуггенхайма в Бильбао или новой Александрийской библиотеке».
ЗАРОЖДЕНИЕ ИННОВАЦИИ
Конечно, свою позицию приходилось доказывать, объяснять правомерность каждого шага, предлагать инновационные ходы. Фирма «Профилекс» делала стеклянные перегородки из немецких профилей. Архитектор предложил сделать их необычно, с наклоном, - мастера откликнулись. И это не единственный пример. Натяжной потолок не крепится к стенам, а висит на раме. В освещении использованы рекламные световые короба, выглядящие, как нельзя более кстати. Нестандартная форма стен из гипсокартона. Нестандартная мебель и торговое оборудование, выполненные по проекту архитектора.
Невольно приходит сопоставление с практикой «евроремонта», профанирующей многие технологические возможности применением стереотипных шагов. Видимо, дело не столько в материале, сколько в мысли. «Тогда было революционное время и от нас ждали прорыва, - рассказывает Андрей Печенкин. - Гипотетически - могло появиться все, что угодно. Размещая световоды в полу, мы думали о будущем своей архитектуры. Хотя большинство людей в тот момент еще с восторгом смотрели на заграницу».
Парадокс состоит в том, что проектировщик представлял эту самую заграницу гораздо более подробно, чем многие из его оппонентов. Жизнь и работа в Германии позволили изучить артефакты и тенденции. В частности, архитектор говорит о прозрачности как принципе формирования пространства - например, в здании Коммерцбанка во Франкфурте-на-Майне, выполненном Норманом Фостером.
Острая актуальность новой архитектуры, ориентированной на новые, рыночные задачи обусловила недолговечность отдельных элементов. Сегодня заменено оборудование, в аптеке появились стеллажи до потолка, потому что покупателей много и есть, что продавать.
ТЕНДЕНЦИИ И РЕАЛИИ
Завершая ретроспективное рассмотрение, обратимся к сегодняшнему дню. Что изменилось? Чему научил этот опыт?
Сегодня на Урале нет моды на архитектурный эксперимент. Но мотивы к поиску нового существуют. Заказчики сознательно идут на новое по имиджевым соображениям. Они могут не ориентироваться в направлениях и стилистике, но стремиться к яркому, неординарному. Точнее, к тому, что они считают неординарным.
Тенденция применения современных материалов в архитектуре развилась и привилась, но причина вполне меркантильна и связана с тем, что при расчете ручная работа оказывается дороже. Поэтому возникают типовые ходы, да еще в максимально урезанном виде. Такая установка не всегда дает возможность раскрыть реальный потенциал того или иного материала. Другая причина: отсутствие «флагманов», вроде Coop Himmelblau, Захи Хадид, Нормана Фостера, Жана Нувеля, задающих уровень стандартов. Наконец, зачастую можно констатировать образовательный разрыв между творцом и заказчиком, который сегодня решает очень многое. Так, в условиях частного заказа бесполезно ставить вопрос о городских ансамблях или решать его с помощью соответствующих актов - но осуществимо ли это? Архитектура, как всякая профессия, способна оценить себя сама и определить необходимые границы. Видимо, мы находимся на пороге этого процесса профессионального самосознания.
ОРИЕНТИРЫ
Отсюда следующий вопрос: кому быть «флагманами», на кого равняться? Критериев нет, однозначности тоже. Существует ситуация принятия первого попавшегося решения заказчиком «с деньгами», если ему симпатичен архитектор - не как творец, а просто как личность. Либо возникающие совсем в другой плоскости критические реплики в адрес сторонников западного подхода, создающих чистые, проработанные, слегка обезличенные проекты. Например, жилой дом в начале ул. Малышева (арх. Д. Сафин, 2000 - 2004), не принятый широким общественным мнением.
Единственное, что сформировалось, это вполне прагматичное движение заказчиков к фирмам, которые реально могут сделать и реализовать проект. Но ведь в мире есть те, кто разрабатывают концепты, идеи, что не менее ценно для архитектурного процесса. Этот сегмент «выпадает» даже из поля зрения организаторов конкурсов по архитектуре, где выигрывают реально работающие фирмы. Это не хорошо и не плохо, но есть. Этот фактор поддерживает тех, кто строит, но вряд ли способствует вызреванию уральской (екатеринбургской) архитектуры.
Реплика в адрес тех, кто в порыве праведного гнева на возникающие в городе объекты, готов вместе с водой выплеснуть ребенка. Мы убеждены, что этот архитектурный процесс должен быть нашим собственным, естественно, проходящим через болезни роста и дающим сформироваться аутентичной уральской архитектуре.
Можно возразить в духе сторонников европейской традиции: классицизм был европейским стилем, а вот как кстати пришелся на Урале.
В свою очередь, можно возразить и им: уникальное историческое сочетание обстоятельств XVII - первой половины XIX вв. (государство - техника - рациональность - идея покорения и преобразования природы) не стоит считать абсолютным и распространять его на сегодняшний день.
ЗАКАЗЧИК
Архитекторы сетуют на непонимание со стороны заказчика, более того, склонны порой расценивать его действия как вредные для проекта. Это происходит, когда заказчик, не видя целого, навязывает свое, как например, образность в «Антее» или «полузападность» первой высотки на ул. Белинского, сменившей облик при применении фасадных плит.
Честно говоря, со стороны это выглядит еще и как коммуникативная беспомощность самих архитекторов, недостаточно внятно проговаривающих и доказывающих свою мысль. Их можно понять: представляя заказчику образ, творцы убеждены, что он сам все скажет за себя, что проект самодостаточен. Им можно подсказать: у заказчика другие глаза и другая ментальность. Значит, нужно искать пути к взаимопониманию. Иначе новое не состоится.
«АНТЕЙ» КАК ОПЫТ ПРЕОДОЛЕНИЯ
В наших рассуждениях многое выглядит гладко, но практику обоснованно покажется утопичным. Во-первых, есть уральский климат и ландшафт, с которым приходится считаться, как в случае с «Антеем», запроектированным находиться в глубине ул. Красноармейской, где перед началом строительства обнаружили разлом скалы, и дом пришлось выдвигать вперед. Во-вторых, есть управляющие фирмы, которых нанимает заказчик для решения рабочих вопросов, от сметы до организации строительства.
Чтобы теория не просто сложилась, а была работоспособной, пора обратиться к отдельному опыту. Итак, однажды в 2003-м, в Екатеринбурге, человек со средствами, Гавриловский, решает построить высотный дом, «этажей в двадцать» и «как в Лондоне», тем самым становясь пионером в области высотного строительства в условиях, когда вопросы конструкции, вентиляции, отделки, пожарной безопасности мало кому известны. Через некоторое время здание построено. И, как положено всему первому, вызывает вал критики, которой мы пока заниматься не будем. Лучше извлечь максимум разнообразного опыта, чтобы избежать ошибок в будущем.
Вернемся к управляющим фирмам, которые становятся посредниками между заказчиками и творцами. Возраст большинства из них - три-четыре года. Цех архитекторов и бизнес-сообщество выглядят на их фоне гораздо старше и солиднее. Низкая компетентность затрудняет работу. Слабая организованность приводит к тому, что заказчик получает от управляющей фирмы неполную или искаженную информацию. И главное, эти фирмы пытаются влиять на архитектуру (в нашем случае, это «Лес-Форум»), то есть стать полноправными участниками процесса.
Их интересы можно понять. Экономя деньги, материалы или усилия, они зарабатывают дополнительные средства. Их цели противоположны целям архитектора и далеко не всегда совпадают с целями заказчика. Так возникает конфликт интересов, от которого страдают качество и форма. А также нервы архитектора.
Интересы потребителей в этом новом диалоге не звучат вообще. Предполагается, что люди положительно отреагируют на любой продукт. Слегка цинично? Да. Но назревший вопрос экспертизы - архитектурной, социальной, искусствоведческой, культурологической, равно как и участия властных структур в процессе, - это тема другой беседы. Пока мы остаемся, так сказать, «внутри здания».
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Точнее, рекомендации. Когда архитектор берется за сложный объект, зная или подозревая, что управляющая компания непрофессиональна, обязательно нужно выстроить отношения на договорной основе, вплоть до утверждения списка конкретных материалов, работ, стоимости и качества. И все обсудить заранее, чтобы не возникало аргументов типа «мы этого не представляли» или «вы тут переделайте». В противном случае управляющей компании выгодно оставаться при деньгах заказчика, то есть преподнести информацию таким образом, что заказчик решит: «Все нужно сделать подешевле и побыстрее». Его разговоры с архитектором могут быть нерегулярными и касаться только частностей.
Необходимо требовать от управляющей компании нанять профессиональную строительную фирму. Сегодня многие уже понимают это, но в «Антее» было иначе.
Необходимо учитывать специфику здания и сразу разъяснять ее управляющей компании. Например, высотное здание, являясь публичным пространством, требует тщательной проработки интерьеров, атриумного пространства и т.п., на которых невозможно экономить в последний момент и упрощать проект до примитивности.
МЫСЛЬ И ФОРМА
«Интерьер «Антея» задуман как футуристическое техническое пространство, подсказанное образами космоса, фильмами про полеты», - говорит Андрей Печенкин. Отсюда темные плоскости в атриуме, разлетающиеся потолки.
Создать образ будущего непросто. Опора на самые передовые технологии и материалы ненадежна, ведь они морально устаревают уже в процессе работы. Избежать рутинности при формировании образа будущего можно только за счет его неоднозначности, смысловой многослойности. Необходимо применение материалов и формы, не позволяющее глазу насытиться, устать. Пространство открывает все новые грани. Взгляд современного человека, воспитанный динамикой кинематографа и клипов, положительно воспринимает подобную работу по восприятию. Эстетика места лишается монотонности.
В «Антее», на разлетающемся потолке атриума использовано стекло трех различных цветов, а также три уровня поддержки. Новая точка - новый ракурс, изменение конфигурации.
Еще один замечательный тезис архитектора: «Будущее - это красота. Старый «Mercedes» 1960-х несет всю стилистику эпохи, и поэтому он красив». Такая красота рождается не из технологии, а из формы, продиктованной духом времени. Аккумулирующая в себе историю, красота живет долго, потому что трогает душу, пробуждает воображение. Технологии здесь лишь средство, а не самоцель.
Включение потока времени в процесс проектирования перекликается с принципами дзэнской философии, переосмысленной архитекторами Запада и Востока во второй половине XX века. Когда модернизм понимает, что отвернуться от техники и прогресса нельзя, возникает желание сделать технологии одним из органических элементов мира. Как известно, восточными философиями он не делится на живой и неживой. Техника, конструкция, синтетические материалы могут осмысляться архитектором без противопоставления их чему-то иному. Именно так обстоят дела в космосе, вдохновившем архитектора.
Одновременно подобный подход стирает жесткую грань между прекрасным и безобразным, выводя на первое место гармонию между человеком и средой. Далекий от классицистских идеалов, современный горожанин способен оценить привлекательность дисгармонии, новую красоту предметного мира. Архитектор перестает строить кварталами, значит, бывает трудно связать части городского целого. Но таковы проектные реалии сегодняшнего дня. «Антей» - проба пера, экспериментальная площадка. Его рубленые формы, спроектированные А.В. Молоковым, образны и ершисты, в этом он не похож на европейские прототипы. Говорить о прямых влияниях восточной архитектуры тоже невозможно. Быть может, это и есть то «наше», которому предстоит совершенствоваться и осмыслять себя.
но не вещь.
Иосиф Бродский