Александр Барабанов. СИЯНИЕ ИСТИНЫ. 2007. Т. Быстрова

Александр Алексеевич Барабанов говорил три с лишним часа и успел заразить меня своей неистовой любовью к творчеству и личности Николя Леду. Тогда же я узнала, что Екатеринбург - почти идеальный город.

Сон разума рождает чудовищ. Свет разума делает совершенными даже самые простые начала жизни – дом, труд, любовь. Будучи посланным однажды, он проходит сквозь века и несет эти истины нам. Пусть эти слова не покажутся чересчур эпическими. Они, как нельзя лучше, отвечают духу нашего разговора о великом французском зодчем эпохи Просвещения Николя Леду и влиянии его идей на современную архитектуру. Александр Барабанов, кандидат архитектуры, профессор Уральской государственной архитектурно-художественной академии, увлеченно рассказывает о прошедшем недавно в Королевских Солеварнях г. Арк-и-Сенан под Безансоном международном симпозиуме «К.-Н. Леду, утопия, город». Затрудняясь сказать, кто здесь в большей степени соответствует обозначению «современник», вынесенному в название рубрики, предлагаем решить это читателю.

Т.Б.: Александр Алексеевич, расскажите о поводах к симпозиуму и Вашему участию в нем.

А.А.: В этом году исполнилось двести лет со дня смерти гениального архитектора, а французы больше чтят мемориальные даты, чем дни рождения. Организаторами выступили Генеральный Совет района Ле Ду провинции Франш-Конте в Восточной Франции, Национальный центр научных исследований Франции и «Дом наук о человеке им К.-Н. Леду». Симпозиум собрал около ста участников из более чем десяти стран.

Я давно занимаюсь исследованием всех сторон жизни и творчества Леду. В этот раз доклад был посвящен проблеме космизма в его творчестве.

Т.Б.: «Космизм» - понятие, в большей степени применимое к русской мысли, Клода-Николя Леду обычно классифицируют как представителя классицизма. Сочетаемы ли они? Что обозначает космизм применительно к архитектуре?

А.А.: К такому пониманию привело мое переживание архитектуры Леду. Его современник, Этьен Луи Булле, строит великолепные здания, подавляющие человека своими масштабами. Леду подчеркивает масштаб человека, будит в нем возвышенные чувства. Он позволяет через монументальность стать самому человеку более монументальным. Или Андреа Палладио, с его зданиями на очень высоком цоколе, сразу создающем оппозицию «хозяин – раб». Небольшие цоколи Леду очень человечны, демократичны. Кроме того, ни у кого из них нет подобной четкости, ясности, даже в тот рациональный век.

Фото: А.А. Барабанова

Т.Б.: Повлияло ли творчество К.-Н. Леду на русскую архитектуру?

А.А.: Вопрос влияний очень обширен и неоднозначен. Стоит, наверное, упомянуть о «Часах мира», которые экспонируются в Королевских Солеварнях. Там обозначены двенадцать идеальных городов мира, включая Екатеринбург. Представление об идеальном городе восходит к Древнему Риму: город в конце дневного перехода, имеющий ров, вал и сориентированный по сторонам света. Его план воссоздается в Екатеринбурге 1730-х гг. Квадрат со стороной полкилометра, площади отмечены храмами. Бастионы. Дома мастеровых. Кто его спроектировал – де Генин, В.Н. Татищев, Никифор Клеопин и Константин Гордеев, - известно не вполне. Но доказано существование пяти списков книги В. де Генина «Описание урало-сибирских заводов», один из которых был поднесен императрице Анне Иоанновне, а от нее попал к Людовику XV. Королевский архитектор Клод-Николя Леду, которому особенно покровительствовала m-m Дюбарри, вполне мог держать в руках эту книгу. Его проект идеального города Шо недалеко от Безансона первоначально имел все ту же квадратную в плане форму, которая потом стала окружностью. Реализована половина окружности, при сохранении общей структуры.

Т.Б.: Откуда и как римская тема попала на Урал начала XVIII века?

А.А.: Освоение Урала вполне соответствует римской идее захвата новых территорий и города как части этого процесса. Правда, у нас в центре завод. Такого феномена, как город-завод, завод-крепость, прежде не существовало. Но квадрат более стабилен, чем круг, предлагаемый Леду. Французский архитектор начал сравнивать человека и космос, точнее сказать, приводить их к гармонии. Это и сами Солеварни, и фасад кладбища города Шо.

Хочу упомянуть и об обратном влиянии. Например, девять человек, закончивших при Наполеоне французский Колледж дорог и мостов, позже работали в России. В 1781 году Павел I, путешествовавший по Европе под псевдонимом «князь Северный», получил 273 гравюры, выполненные по эскизам Леду. Очень похоже, что первый проект города Шо он использовал для Инженерного замка, правда, с сильными собственными поправками. А влияние идей Леду простирается вплоть до Аргентины – географически. И вплоть до сегодняшнего и завтрашнего дня – хронологически.

Т.Б.: Вы прекрасно знаете современный архитектурный процесс. Что, на ваш взгляд, отличает сегодня французскую архитектуру?

А.А.: Как и всегда, уважительное отношение к персоналиям, к индивидуальности. Проведение открытых конкурсов на проектирование любого здания. В 1994 году я расспрашивал горожан Безансона о разных сторонах его архитектуры. Например, строится крупное общественное здание в центре города по проекту Жана Нувеля, и я вижу – наряду с некоторой «лихостью» - элементы, учитывающие контекст, историю. Директор жюри, проводившего конкурс, чиновник мэрии, говорит о критериях отбора: «Выбираем наименее худший проект».

Т.Б.: Какова связь теоретического мероприятия и практики архитектуры? Нужна ли теория?

А.А.: Со времен королей во Франции существует закон, согласно которому нельзя строить двух одинаковых зданий. В отличие от типового подхода, распространенного у нас: когда-то я видел на Чукотке типовой детский сад, спроектированный в Белоруссии... Поэтому, наверное, Леду и писал о России как «стране рабов». Еще один пример. Наши студенты делали в свое время макеты зданий К.-Н. Леду, выставленные теперь в Королевских Солеварнях. Они освоили истины Леду, что называется, руками, впитали в свое архитектурное мышление. Учить студентов надо не только на образцах водонапорных башен, а на той архитектуре, в которой человека уважают.

01.12.2005