Вещь и имя
выполнила: Черкасова Ю.С. гр.598
преподаватель: профессор, д.ф.н. Быстрова Т.Ю.
Содержание
- Введение
- Основная часть
- Глава I. Вещь
- Глава II. Имя
- Глава III. Имя вещи
- Имя вещи как орудие общения с ней всего окружающего
- Имя вещи как орудие смыслового общения с ней
- Имя вещи как орудие понимания ее со стороны всего окружающего
- Имя вещи как смысловая энергия взаимопонимания между вещью и ее окружающим
- Имя вещи как предел умного, смыслового самооткровения вещи
- Имя как мифический символ вещи
- Заключение
- Список использованной литературы и источников
Введение.
Имя не просто звук, имя вещи – это сила самой вещи. Имя неотделимо от вещи, оно «есть оформление самой вещи в ее объективном существовании».По мнению А. Лосева вещи и имена не могут существовать сами по себе, «ибо всякая социальная действительность предполагает, что между вещами, между всяческими субъектами и объектами, всегда есть живое и разумное общение. Отрыв имен от вещей есть печальный продукт той ужасающей тьмы и духовной пустоты….». Что такое вещь и что такое имя вещи, - известно каждому. И тем не менее проблема вещи и отношения ее к имени есть труднейшая проблема в философии вообще, и кроме того - это одна из основных ее проблем. Поэтому целью данной работы является определение понятий «вещь» и «имя», выявление взаимосвязей между этими категориями. Всякий знает, что такое вещь, что такое ее имя и, наконец, каково отношение имени к вещи. Но если попробовать действительно узнать доподлинно эту взаимосвязь и отдать себе в ней философский отчет, то можно натолкнутся на огромные трудности. Данная работа основана на источниках двух авторов: П.Флоренского и А.Лосева. Структура исследования базируется на работе А.Лосева, в которой четко определены понятия «вещь» и «имя», выявлены отношения и взаимосвязи этих понятий между собой.
Глава I. Вещь.
Что такое вещь как вещь? Вещь, говорят, есть все то, что нами воспринимается. Сначала должна быть вещь сама по себе, а потом она будет восприниматься. Если еще нет вещи, то, как же она может быть воспринимаемой? Следовательно, вещь вовсе не есть то, что воспринимается, ни внешними органами чувств, ни какими бы то ни было другими. Вещь должна быть определима как вещь, в своей полной объективности и предметной законченности, независимо от того, воспринимает ли ее кто-нибудь или не воспринимает.
Что же нужно для того, чтобы получилась именно вещь? Воспринимается она кем-нибудь или не воспринимается, это совершенно не важно для определения вещи, для определения действительной вещи. И ничто нам не дает права ограничивать вещи только областью одних человеческих восприятии, т. е. очень узкой, случайной и условной областью.
То, что вещь находится вне мыслящего, вне ощущающего и вне восприятия, ровно еще ничего не говорит о принципиальной ее немыслимости и неощутимости. Парк, который виден из окна комнаты, безусловно, находится вне меня и, следовательно, вне мышления, восприятия и ощущения, но он вполне и мыслим, и воспринимаем, и ощущаем.
Мышление, восприятие, ощущение, чувствование и т. д. вещей только и возможно при помощи их имен, через природу имени.
Глава II. Имя.
Павел Флоренский говорит об имени [человека] как «об последней выразимости в слове начала личного». Имя наиболее обобщенно «показывает личность, удерживая её индивидуальный тип , без которого она не могла бы быть сама собой . В имени наиболее четко познается духовное строение личности, не затуманенное вторичными проявлениями… Не дойти до него – значит застрять в метущейся области чувственных впечатлений, не сплоченных воедино; перейти за него – значило бы утратить точку опоры мысли и потребовать от мысли недоступное» (2, стр. 74)
«Формирующие деятели» личности становятся материалом для формообразующей деятельности имени . «Объединяя их в цельную личность , имя воплощается в них и через них делается конкретно воспринимаемым в жизненном опыте, хотя и не чувственным опытом. Без имени нет целостности личности ; но в опыте мы никогда не встречаем чистого имени, без того материала, в котором оно воплощено и которым, следовательно , оно и окрашено. Как сложные радикалы в химии, имена служат ядром личности и самой её сути…» (2, стр. 88) Так же и имя, выраженное в слове, состоит из частей, слоёв, образующих его смысловые значения.
2.1 До-предметная структура имени.
Фонема. Увиденное мы закрепляем речью посредством имени. Имя есть, прежде всего, звук. Одним из верхних слоёв в имени является «звуковая оболочка» - фонема. Возьмем реально произнесенное реальным человеком имя, или вообще слово. Слово — в физическом смысле — есть некая вещь, которая состоит из элементов, действующих на слух. Фонема имени - это «определенная совокупность звуков, произносимых человеческим голосом, определенная объединенность их в цельные и законченные группы». (3, стр. 46)
Всякое имя нечто значит; и звуки, входящие в состав его фонемы, нечто обозначают. Имя не есть просто звук, но еще и нечто совершенно иное, не соизмеримое ни с каким звуком. И поэтому от значения звуков как звуков, от значения фонемы как совокупности определенных звуковых явлений, — необходимо отличать значение самого слова, самого имени. Произнося слово «стол», необходимо прежде всего как-то понимать самые звуки, которые произносятся. Если, например , не понимать разницы между о и у, то слова «стол» и «стул» будут совершенно однозначны. То особое значение, которым обладает живое слово в живом звуке, подчиняет фонему себе, заставляя отдельные моменты ее служить тем или другим своим собственным моментам.
Этимологический момент, этимона, «корень» слова. В этимоне первоначальный зародыш уже как именно слова, а не просто звука. Что бы там ни говорили языковеды о корне слова, с логической точки зрения это — основной и центральный момент в слове. Это та элементарная звуковая группа, которая наделена уже определенным значением, выходящим за пределы звукового значения как такого. Этимон — начало и действительно «корень». Но жизнь слова только тогда и совершается, когда этот этимон начинает варьировать в своих значениях, приобретая все новые и новые как фонематические, так и семематические формы.
Одним из ближайших орудий для жизненной вариации значения этимона является морфема, или морфематический момент в слове. Этимон перестает быть неподвижным в своем значении, он начинает принимать участие в жизни. Еще более оживляется слово и становится еще более самим собою, когда начинает привходить момент связанности одного слова с другим. Слово усложняется, насыщается массою новых жизненных оттенков, приобретает ту жизненность, ради которой оно и существует. (3, стр. 47-48). Слово, если, конечно, оно взято не в словаре, а в живом языке, всегда связано с другими словами и несет на себе смысловую энергию того целого, куда это слово входит вместе с прочими, и эту связанность с целым необходимо отметить и зафиксировать терминологически. Это есть синтагма слова, синтагматический слой в семеме. Однако тут же вырастает и еще один слой в семеме, зависящий от того же взаимоотношения слов в живой речи, однако надстраивающийся над тем смысловым минимумом, без которого невозможна фраза. Так, смысл слов варьируется в зависимости от способа расположения их в предложении, от стихотворного размера (и его видов), рифмы и пр. внешних приемов, употребляемых с целями выразительности. Это есть пойема слова, пойематический слой в семеме (3, стр.49).
Таким образом, все указанные выше моменты обладают общими свойствами. Во-первых, все они соединяются вполне определенно в одну, строго отграниченную группу. Во-вторых, эта группа обладает одним существенным свойством — говорить о значении слова в применении к звуковой стороне слова. В указанных типах совпадает значение и звук — так что звук имеет незвуковое значение. Все эти типы семемы можно обобщить в один — символический — слой семемы, а их единство можно обозначить как символическое единство слова.
Одним из «слоёв», связанным со значением слова является ноэма. Ноэма — значение произнесенного определенного слова, общепринятое значение слова. Но «чистая» ноэма еще не есть ни сам предмет, ни его адекватная идея, или образ. Ноэма это «результат некоего более внутреннего слоя, являющегося ареной для взаимоопределения предметной сущности и чего-то иного, переводящего предметную сущность как таковую в сферу слова». Ноэма это «свет смысла, освещающий, звуки и от значения звуков как таковых.
Смысловой свет, превращающий звуки в слово, однородный в сравнении с разнообразием звуковых смыслов, входящих в фонему, является , сам по себе довольно сложной природы; в нем сталкиваются два разнородных начала, результатом чего и является семема произнесенного слова» (3, стр. 55). А. Лосев определяет арену полного формулирования смысла в слове – идеей, считая, что этот слой — «дальнейший за семемой вообще, символической и ноэматической, и дальнейший за самой ноэмой» (3, стр. 55).
Ноэма конструируется при «взаимоопределении предметной сущности и иного. Предметная сущность слова является единственной скрепой и основой всех бесконечных судеб и вариаций в значении слова. Предметная сущность и есть подлинное осмысливание всей стихии слова. Уничтожить ее значит обессмыслить слово целиком, навсегда, ибо никакой другой его момент никогда не может конструировать самого предмета» (3, стр.56). Ноэма есть значение слова, произнесенного и пережитого.
Чтобы пробиться к предмету слова, к предметной сущности, необходимо пройти сквозь слой идеи, т. е. сквозь то место, где предметная сущность воплощается в конкретное слово. Рассмотрим в качестве примера греческое слово «истина», то в нем кроме отвлеченного и общего значения «истины» (как в латинском veritas или русском «истина») есть еще момент, характерный именно для психологии греческого мироощущения, так как буквально это слово значит «незабываемое», «незабвенное», а следовательно , «вечное» и т. д. Предметная сущность этого слова — истина, но каждый народ и язык, как и каждый человек из этих народов, переживает этот предмет по-разному, выделяет в нем разные, смотря по собственному интересу и потребностям, моменты. Так, «в греческом подчеркивается «незабвенность», в латинском подчеркивается момент доверия, веры и т.д». Все эти различия по-своему оформляют и определяют общее значение предметной сущности истины, и, конечно, в анализе имени и слова непростительно было бы опустить этот весьма важный момент.
«Момент «незабываемости» для греческого народа есть его ноэма слова «истина», и, чтобы получить уже не специальную греческую, а адекватную самому предмету корреляцию предметной сущности слова «истина», необходимо в ноэме отбросить результат, происшедший вследствие вступления этой предметной сущности в сферу «иного» (3 ,стр. 60). Одно и то же предметное содержание слова разные народы понимают по-разному — понимание связано с разными временными моментами и условиями. Можно произнести это слово с гневом, другой раз с лаской, третий раз его просто незаметно пробормотать , в четвертый внести в него какой-нибудь особенный подчеркнутый смысл и т. д. и т. д. «Все это будут разные ноэмы, разные степени приближения к предметной сущности; каждый раз все с особым и особым значением будут произноситься одни и те же слова, образуя целую иерархию осмысленности, понимания, ноэтичности». Таким образом, «пробиваясь к предмету», исключается из ноэмы момент непредметного и вне-предметного различия, момент вне-предметной многообразности, момент меональный, и только тогда получается адекватное отражение в слове предметной сущности, или идея (3, стр. 62).
Таким образом, слово, имя вещи, взятые как идея, - суть выражение и понимание вещи. «Имя вещи есть выраженная вещь. Слово вещи есть понятная вещь. Имя, слово вещи есть разумеваемая вещь, в разуме явленная вещь, вещь как разум и понятие, как сознание и, следовательно, — разум, понятие и сознание как вещь»( 3, стр. 65).
У Павла Флоренского несколько другая интерпретация структуры имени, связанной со значением. Он считает, что « имя не может быть определено , описано или рассказано с помощью отдельных признаков, отдельных черт... Имя постигается только через самого себя. Аналитическим разобранное, оно утрачивает самую суть свою и остается в конечно счёте нагромождением психологических и прочих черт, более - менее свойственных всякой личности и, вместе с тем, в составе каждого имени более-менее случайных. Порознь каждая из этих черт может встретиться в представители любого имени, и каждая – у такового может отсутствовать. Но отдельные черты сами по себе характерны, а известные сложные соотношения их» (2, стр. 76). В отличие от А.Лосева П. Флоренский выделает имя, как одно неделимое целое и рассматривает его в контексте конкретной личности. То же самое касается и «художественных предметов», где « чем более явна целостность предметов известной области, тем более выдвигается в соответственной дисциплине художественный момент» (2, стр. 78). «Имена должны быть рассматриваемы , как такие инварианты личности. Чрезвычайно далёкие от какой-либо прямой связи с внешне учитываемыми признаками, даже с группами таких признаков, невыразимые слова, они, однако определеннее всего ухватывают самые главные линии личностного строения в индивидуальной целостности. Имя определяется через себя , и подвести к нему сознание может лишь художественный образ , если нет прямой интуиции» (2, стр. 79).
Глава III.
Имя вещи
3.1. Имя вещи как орудие общения с ней всего окружающего.
Имя вещи есть то, пользуясь чем, мы можем иметь общение с самой вещью. Если вещь есть вещь, и у нее нет никакого имени, а я, субъект, тоже есть некая вещь, то какое общение возможно между мною и этой вещью? Очевидно, что тут, если и возможно какое-нибудь общение, то общение вещественное, внемысленное, вне-человеческое, для человека неинтересное, слишком абстрактное, не реальное и не живое общение. Таким образом, имя вещи - по преимуществу есть орудие общения с нею. И вопрос можно ставить только о том, единственное ли это орудие общения с вещью и каково по своей природе.
3.2 Имя вещи как орудие смыслового общения с ней.
Именное общение - разумно, умно, сознательно, намеренно. «Именовать значит точно и резко отличать именуемое от всего прочего. Именовать значит понимать место именуемого во всем, что предстоит сознанию именующего. Оно открывает вещь, рисует вещь, определяет вещь. Имя есть образ, форма, лик и излучение вещи. Оно - смысловое излияние вещи и откровение ее» (1, стр.10).
Все это покрывается двумя универсальными свойствами имени:
- имя вещи есть орудие отличия от всего иного, и
- имя вещи есть орудие общения с ее смыслом.
1. Что значит именовать вещь? Что значит дать вещи соответствующее ей имя и когда это возможно? Наименовать вещь можно только тогда, когда вещь узнана. Узнать вещь значит сравнить ее с прочими вещами. Сравнить с прочими вещами значит найти с ними сходство и различие. Но можно ли находить в вещи сходство с другими вещами, не отличивши ее предварительно от этих вещей? Нельзя. Итак, «…наименовать вещь значит, прежде всего, отличить ее от всего прочего, провести резкую границу между нею и всем окружающим. Имя вещи есть орудие отличия и - отличения вещи от всего окружающего ее фона. Вещь течет, меняется. Нетекучие же и непеременные вещи - текут и изменяются в другом смысле. Имя дает этой необозримости картинную обозримость, охватывает неохватные бездны и разумно, явленно вмещает в себя невместимые истоки глубин. Имя - предел, форма, граница. Имя - отличие, своеобразие, самостоятельное качество. Имя - лик. Имя – смысл» (1, стр 10).
2. Когда наименование отличило данную вещь от всего окружающего, - чего оно достигло в этой вещи? Этим самым наименование коснулось как раз самого смысла вещи, ее смысловой стихии; и потому имя оказалось не просто орудием общения с вещью, но орудием смыслового и, следовательно, осмысленного общения с вещью. Не нужно под "смыслом" понимать обязательно телеологический смысл, т. е. универсальное назначение и цель вещи, хотя и эта сторона, несомненно, захвачена в имени. Под смыслом вещи понимается ее реальная значимость, то, чем она реально отличается от всех прочих вещей. Назвать такое общение с вещью вещественным никак нельзя, ибо вещи как вещи - все одинаковы, все одинаково вещественны; различие между ними начинается не потому, что они - вещи, но потому, что вещи бывают разные, разные по смыслу.
«Называя Ивана Иваном, а Петра Петром, я это делаю не потому, что у того и у другого есть рот, нос, глаза, ноги, руки, тело, не потому даже, что они вообще есть такие-то вещи и не потому, что я хочу вещественного и только вещественного общения с ними. Это я делаю потому, что мне известно какое-то отличительное смысловое ядро каждой из этих личностей, и вот я закрепляю это особыми именами. Глаза есть у всех, ноги и руки есть у всех. Но у моего приятеля Ивана есть, кроме всего, нечто такое, чего ни у кого другого нет. Именно это-то и заставляет давать ему особенное имя, а не то, в чем он сходится или отождествляется со всеми прочими. Правда, "Иванов" много, не один Иван. Но это только особенность и некоторая узость нашего языкового сознания и аппарата. На самом же деле, общее между Иваном Ивановичем и Иваном Петровичем только в звуках имени "Иван"; по существу же оба Ивана суть совершенно самостоятельные и несравнимые личности и, поскольку имя ни с какой стороны не есть звук или комплекс звуков, подлинные имена этих двух Иванов совершенно различны» (1, стр.11). Имена не сводятся к отдельным признакам. Но «трудность постижения имени умножается ещё и взаимодействием в каждой личности её имени с рядом других, хотя и низшего иерархического плана, формообразующих начал: имя никогда не бывает в чистом виде. Раса, народность, родовая наследственность, воспитание, общественное положение, характер занятий, влияние окружающих и т.д. – все это участвует в образовании личности» (2, стр. 87).
3.3 Имя вещи как орудие понимания ее со стороны всего окружающего.
Имя вещи отграничено от самой вещи – как её смысл. Именной смысл вещи отграничен от ее смысла вообще - как существенный смысл ее. Существенный смысл вещи, данный в ее имени, отграничен , как личностный смысл. В первом случае (имя = смысл) имя взято как отвлеченный и общий принцип. Во втором случае (имя = существенный смысл) имя взято как понятие. «Наименовать вещь значит не только составить о ней отвлеченное понятие . Понятие не есть называние или обращение, не есть сила привлечения внимания; . Оно есть тот же отвлеченный смысл, хотя и определенным образом оформленный, но ни от кого не идущий, ни на что не направленный»(1, стр 13).
Чем отличается слово от понятия ? Конечно, в слове важны не самые звуки, а его значение. Вместо звуков могут быть ведь и краски, и жесты и пр. Но в чем же отличие словесного значения вещи от ее понятия? Рассмотрим понятие искусства. «Русское "искусство", немецкое "Kunst", романское "ars", "art", греческое " t e c n h " указывают, очевидно, на одно и то же понятие. Тем не менее, слова эти - разные. В чем же разница? Ясно, что каждый язык по-разному понимает одно и то же понятие. Так, немецкий язык (Kunst от konnen) понимает искусство в смысле волевого и творческого напряжения, латинский - в смысле сделанности, сготовленности (в ars тот же корень, что и в греч. a r - a r i s k w ), греческий - в смысле порожденности ( t e c n h от t i k t w "рождаю") и т. д. Все это - различные понимания одного и того же понятия, подобно тому, как существуют разные понятия, относящиеся к одному и тому же смыслу» (1 стр.13). Таким образом, язык есть система понимания. Имя – это вид слова, а следовательно , имя и есть понимание. Имя вещи это такое орудие общение с вещью, которое приводит к пониманию вещи, и присутствующего в ней индивидуально-живого смысла.В чем состоит сущность понимания? «Понимаю» значит по-имаю, беру на себя, вбираю в себя. Понимать, следовательно, можно только так, что мы вбираем в себя смысл вещи. Но что это значит? Надо вбирать в себя не вещи как вещи, но вещи как смыслы. Понять вещь значит взять ее смысл, перенести его на то или другое ее инобытие» (1, стр. 14).
3.4 Имя вещи как смысловая энергия взаимопонимания между вещью и ее окружающим.
Что значит дать вещи некоторое имя, именовать вещь? Не значит ли это проявлять какую-то силу, затрачивать какие-то усилия, чего-то старательно добиваться? Имя по природе своей активно. Вещь пассивна, тверда, неподвижна и пребывает. Имя всегда активно, легкоподвижно, напряженно стремится и действует. «Имя всегда есть как бы некие щупальцы, активно схватывающие жизнь и осознающие, оформляющие действительность. Кратко говоря, имя вещи всегда есть некая умная или смысловая энергия вещи, или, привлекая предыдущее рассуждение, можно сказать, что имя есть энергия взаимообщения вещи с ее окружающим». ( 1, стр. 17).
Имя вещи - смысловой «зародыш» вещи, активно принуждающий вещи к появлению и росту. Таким образом, можно с полной определенностью и достоверностью сказать, что в природе имени есть некоторая магичность. «Магия ведь и есть не что иное, как изменение бытия силою одного слова, преображение и самосоздание вещей невещественной энергией одних имен. Знать правильные имена вещей значит уметь владеть вещами. Уметь владеть именами значит мыслить и действовать магически» (1, стр 18).
3.5 Имя вещи как предел умного, смыслового самооткровения вещи.
В двух отношениях имя вещи есть предел её смыслового самооткровения – со стороны внутренней и внешней. «Внутреннее строение вещи таково, что только в имени она достигает своего наибольшего расцвета и наполнения; а внешние судьбы ее таковы, что только в имени своем она является как таковая, как цельная и нераздробленная вещь» (1, стр. 22).
По внутренней структуре вещь представляет сбой некоторую «субстанцию». «Всякая субстанция, как нечто абсолютно объективное, внемысленна». Вещь есть не только абсолютная субстанция, но и в то же время наделена некоторым смыслом. Смысл вещи – это максимальное «самовыявление» вещи. «Это - такое самовыявление, которое имманентно самой вещи, которое не предполагает ничего иного, кроме самого смысла, даже не предполагает, что вещь есть именно вещь, т. е. некая субстанциальная самоутвержденность. Для такого самовыявления нужен только смысл и идея субстанции» (1, стр. 23). Внутреннее самовыявление вещи требует, чтобы было ее внешнее самовыявление наряду с внутренним. «Вещь это и объективная реальность, объективная положенность и утвержденность, некая воплощенность и утвержденность всего внутреннего - как факта, как действительности, как бытия, - словом, как чего-то обязательно внешнего». Максимально глубина вещи выявляется тогда, когда вещь получает имя, когда она дозревает до имени, расцветает до имени. Имя вещи есть максимально «смысловое и умное явление вещи». Имя вещи и есть смысл вещи, «разум вещи, сознательно сам себя выявивший вовне и разумно направляющий свои бездонные глубины на свет ясного сознания. Имя вещи есть определенное напряжение всех ее умных энергий, неустанно поднимающихся от глубин ее неистощимой сущности». Имя вещи не есть просто сила вещи, имя - созидательно, понятно и делает таковым все, к чему приобщается. Имя вещи это не просто лик вещи, «свет, исходящий от вещи, слава, распространяющаяся от вещи.
Имя это предмет, орудие понимания и даже не предмет, и потому оно есть не восприятие, а мышление, не ощущение, а чувство, не внешнее созерцание, а внутренняя самоуглубленность и духовное средоточие. «Имя вещи отличается от силы вещи, как ум и умная энергия отличается от мускульной энергии. Имя вещи отличается от лика, света вещей, как умная энергия, энергия сосредоточенного и живого ума отличается от физического зрения» (1, стр. 24). Имя вещи есть предел ее умного самовыявления еще и с другой стороны. Вещь проявляет себя внутренне. Это проявление бесконечно разнообразно. Проявляться оно может так, что в результате этого проявления выразится какой-нибудь второстепенный или несущественный ее момент. Например, «дать имя берёзе, когда воплотится не какая-нибудь отдельная часть или абстрактный момент вещи (березы), который уже не мог бы носить имя целой вещи, но когда воплотится вся вещь целиком и не только воплотится целиком, но и будет узнана и понята как таковая (1, стр.25).
3.6 Имя как мифический символ вещи.
Имя можно рассматривать как «актуально и динамично устроенную энергию» сущности. Оно содержит в себе смысл и всех возможных инобытийных функций вещи. Оно есть как бы заряд, готовый каждую минуту превратиться в реальное огромное событие. Диалектически это значит, что это не просто символ (хотя бы и мифический), не просто смысловое тождество вещи с ее окружающим инобытием, но имеем еще дальнейшее диалектическое продвижение этого тождества.А Лосев определяет это явление как «магия». Под магией обычно понимается как раз эта смысловая заряженность некоей идеи, которая, будучи актуально выражена и направлена в данном направлении, разряжается в виде крупных событий в данной области действительности. В символе нет актуальной направленности смысла; в имени же он есть. Имя всегда откуда-то исходит и куда-то направляется, в то время как символ просто дается как бытие статическое. Поэтому введение момента магии в диалектическую формулу имени является ее существенным дополнением. «Имя есть символ личностный и энергийный, или - энергийно-личностный символ» (1 стр. 40).
Заключение.
Таким образом, в данной работе были рассмотрены такие категории как «вещь» и «имя», являющихся одними из основополагающих понятий философии. Имя является неотъемлемой частью вещи, оно её смысл, её значение. Имя - это орудие общения с вещью, способ её глубокого познания и понимания, открытия истинных смыслов и назначения вещи. Говоря об актуальности проблемы «вещи» и «имени» можно отметить следующее. С древнейших времен люди называли именами вокруг себя события, явления, вещи . В наши дни каждый день появляются миллионы новых вещей, под ними рождаются торговые марки, новые бренды. Создание бренда, наименование вещи , или, говоря современным языком, нейминг ( от англ. «to name» - давать имя) – это комплекс работ, связанный с созданием звучных и легко запоминающихся названий . Поэтому исследование данной проблемы очень актуально в рамках современной рыночной экономики и бизнеса, продвижения товаров, а также с точки зрения профессиональной дизайнерской деятельности.
но не вещь.
Иосиф Бродский