Человек в фидософии Н.А.Бердяева

Трудно отыскать в истории философии мыслителя, который так напряженно и с такой остротой переживал бы последние предельные вопросы человеческого существования, как Н.А.Бердяев. Он был одним из тех, о ком Ф.М.Достоевский писал, что им не нужен миллион, им главное – мысль разрешить. И, вступая в перекличку с великим писателем, Бердяев признается: “Я не любил “жизни” прежде и больше “мысли”, я “смысл” любил больше жизни, “дух” любил больше “мира”… “Человек есть сложное и запутанное существо. Мое “я” переживает себя как пересечение двух миров. При этом “сей мир” переживается как не подлинный, не первичный и не окончательный. Есть “мир иной”, более реальный и подлинный. Глубина “я” принадлежит ему” (Бердяев Н.А.Самопознание). Бердяев не был академическим философом. Он был принципиальным противником универсальных мировоззренческих систем, в его текстах можно обнаружить немало противоречащих друг другу высказываний. Его сила была в другом – в обостренной духовной интуиции, которая сквозь бессмысленные, хаотичные подробности нашего бытия пробивалась в Целому, восстанавливая утерянную связь распадающегося на части мира, возвращая целостность духовного опыта.

1. Основные этапы жизни и деятельности Н.А.Бердяева

 

Николай Александрович Бердяев (1874 –1948) – известный философ, литератор, публицист, общественный деятель. Один из “властителей дум” ХХ века, экзистенциальный мыслитель, страстно отзывающийся на глубинные сдвиги в человеческом духе, христианский гуманистический наследник Вл.Соловьева, чувствующий свою ответственность за судьбу человека в современном мире. О жизни и творчестве Н.А.Бердяева не так много известно в широких слоях русского общества. После высылки его из России его труды долгое время находились под запретом. Серия публикаций его основных работ появилась в России в начале 90-х годов. В это же время стало возможным изучение культурологии как науки. Для лучшего понимания трудов Н.А.Бердяева большой интерес представляет знакомство с его жизненным путем. В 1894-1897 гг. Бердяев учился в Киевском университете на физико- математическом, затем юридическом факультетах, откуда был исключен за участие в студенческих демонстрациях. В период до 1909 года он прошел путь от имманентного идеализма, критического марксизма и эстетического модернизма к христианству нового сознания. С 1909 г. начался “религиозный” этап жизни и творчества Бердяева. Он входил в среду “православного возрождения”, участвовал в Религиозно-философском обществе, в деятельности издательства “Путь”. Изучал русскую религиозную мысль, восточную патристику, литературу по аскетизму. В центре его размышлений в этот период - послереволюционный “кризис духа” и проблема ответственности за него определенных общественных сил. Бердяев критиковал церковь в русле идей В.С.Соловьева, интеллигенцию Бердяев обвинял в подчинении “утилитарно-общественным целям, в измене бескорыстной истине и “метафизическому духу великих русских писателей” и призывал ее порвать с радикализмом. Выход из Религиозно-философского общества в 1912 г. ознаменовался в последующем серией статей “Типы религиозной мысли в России” (1916 г.). В этот период Бердяева интересовали проблемы творчества (“Смысл творчества. Опыт оправдания человека”, 1916 г.). Первоначальный подъем духа у Бердяева во время Февральской революции 1917 г., вызванный “вступлением в великую неизвестность” и бескровным “падением священного русского царства”, которое приравнивалось им к “падению Рима и Византии”, сменился страхом перед нараставшей стихией насилия. В “стихии коммунистической революции”, которую он считал возмездием за пороки старого общества и противником которой он был как враг насилия, в годы советской власти Бердяев переживал “чувство наибольшей остроты и напряженности жизни”. В это время он читал лекции, выступал в клубе анархистов, проводил у себя дома литературно-философские “вторники” (1917-1922). В 1918 г. Бердяев был избран вице-президентом Всероссийского союза писателей. В 1920 г. Бердяев – профессор Московского университета. Зимой 1918/19 он организовал Вольную академию духовной культуры (ВАДК), где читал лекции на философско-исторические и философско- религиозные темы, вел семинар по Достоевскому, в результате чего родилась книга “Миросозерцание Достоевского”, определившая восприятие писателя на Западе. В 1920 г. был арестован и допрошен Дзержинским, которому высказал все, что он думает о коммунистической идеологии и новом режиме. В 1922 г. выслан из России. До 1924 г. Бердяев живет в Берлине, учреждает здесь Русский научный институт, открывает Религиозно-философскую академию, продолжая программу московской ВАДК. Он читает лекции по истории русской мысли и этике, редактирует альманах “София”. Дом его становится центром оживленных литературных собраний не только русской, но и немецкой интеллигенции. Краткий период творчества Бердяева в Берлине можно назвать историософским: продумываются мысли о путях русской и мировой истории, родившиеся прежде всего в революционном пожаре в России, но также навеянные углубляющейся секуляризацией духа и наступлением массового общества в Европе (“Смысл истории. Опыт человеческой судьбы”, Берлин. 1923 г.; “Размышление о судьбах России и Европы, 1924 г.). C 1924 г. Бердяев навсегда поселяется в Париже (Кламар). Здесь он занимается обширной литературной, научно-лекционной и редакторско- издательской деятельностью. Выступает одним из основателей Лиги православной культуры (1930 г.), читает лекции в “Русском центре” и прославленном Богословском институте (1934 г.). Дом в Кламаре становится центром притяжения интеллектуальной элиты Франции и местом регулярных коллоквиумов. Парижский этап жизни Бердяева богат философским творчеством: “Философия свободного духа”, 1927; “О назначении человека”, 1931; “Я и мир объектов”, 1934; “Дух и реальность”, 1935 и др.). Бердяев выступает и как культурно-исторический публицист, выделяющий центральные явления духа, творчества, церкви, общества. В центре всегда остается судьба России. Он раздумывает над ее национальным лицом, духовным складом (“Русская идея”, 1946), никогда не забывая о случившейся с ней катастрофой. Однако Бердяев, не перестававший до конца дней заявлять о “правде коммунизма”, а также не вполне изживший в себе марксизм, трактует Октябрьскую революцию прежде всего как “национальную”, списывая издержки марксистской идеи за счет национальной почвы. Во время Второй мировой войны Бердяев пережил патриотически- ностальгические настроения, его идейная неприязнь к советскому государству потускнела, что до крайности обострило отношения с эмиграцией. Однако по окончании войны Бердяев испытал разочарование в своих надеждах на близкое либеральное перерождение советского режима, но окончательно их не утратил (“Истина и откровение”, 1996). Умер Бердяев за письменным столом, завершая работу над книгой “Царство Духа и царство Кесаря” (1949). Похоронен на старом кладбище в Кламаре.

2. Человек и культура в философии Н.А.Бердяева

 

Философия Н.А.Бердяева явилась гениальным выражением духовного
драматизма переломной эпохи, когда человеческий дух обнаруживает, что
старые культурные формы стали тесны для его развития и ищет для себя новых
форм и способов воплощения. Трудно найти серьезную философскую или
культурологическую проблему, которая бы так или иначе не получила своего
осмысления в трудах Бердяева. Для культурологии работы Бердяева значимы
прежде всего тем, что в них раскрывается драма культурного творчества,
понятого как реализация изначальной и неотъемлемо присущей человеку
свободы.

1. Свободный человеческий дух как творец культуры

 

Бердяев исходит из нового философского понимания духа, преодолевая
обезличивающую трактовку классического рационализма (прежде всего
гегелевского). Здесь он мыслит в русле христианской традиции, но наполняет
ее новым содержанием. По Гегелю, дух обезличен и, в конечном счете,
сводится к разуму с его логической необходимостью. По Бердяеву, дух есть
такое внерациональное начало в человеке, которое выводит его за пределы
необходимости, ставит человека “по ту сторону” предметного мира, по ту
сторону рационального мышления. И в то же время дух принадлежит человеку,
сотканному из плоти и вписанному в порядок общественной жизни; именно дух
соединяет сферу человеческого со сферой божественного: “Дух одинаково и
трансцедентален (т.е. запределен, потусторонен, надмирен. – Авт.[1]) и
имманентен (т.е. посюсторонен, укоренен в мире. – Авт.[1]). Дух не
тождественен сознанию, но через дух конструируется сознание, и через дух же
переступаются границы сознания …” (Бердяев Н.А. Философия свободного духа.
М., 1994. -– С.380, цитировано по [1]). По Бердяеву, дух есть свобода, но дух и свобода не безличны, они
всецело принадлежат личности. Именно личность, а не безличный разум есть
подлинный субъект творчества, подлинный творец культуры. Дух у человека –
от Бога, но свобода, присущая духу, имеет не только божественное
происхождение: свобода коренится в том безначальном и до-бытийном “ничто”,
из которого Бог сотворил мир. Свобода есть великая неопределенность и
великий риск, в ней кроется как возможность добра и бесконечного возвышения
человека, так и возможность зла и бесконечного падения. Свобода духа есть
подлинный источник всякой творческой активности. Свобода не связана
ограничивающими путами и условиями бытия, но сама способна творить новое
бытие. “Дух есть свобода, свобода же уходит в добытийственную глубину.
Свободе принадлежит примат над бытием, которое есть уже остывшая свобода…
Поэтому дух есть творчество, дух творит новое бытие. Творческая
активность, творческая свобода духа первична … Но дух не только от Бога,
дух также от начальной добытийственной свободы … Он свобода в Боге и
свобода от Бога … Эту тайну нельзя рационализировать …” (Бердяев Н.А.
Философия свободного духа. М., 1994, С.379, цитировано по [1]). Таким образом, Бердяев отстаивает достоинство человека как творца
культуры.

2.2.Свободный дух и символические формы культуры: внутреннее противоречие культурного творчества

Согласно Бердяеву личность есть подлинный субъект культуры. Такое
понимание позволило Бердяеву заглянуть в святая святых культурного
творчества и увидеть подлинный драматизм отношений человека и культуры. У Шпенглера даже не ставится вопрос о человеке как творце культуры.
Наоборот, Шпенглера в первую очередь интересует, как специфическая культура
(“душа культуры”) формирует соответствующего ей человека. У Бердяева же на
первый план выходит именно человек как личность, и свободная творческая
личность здесь стоит выше культуры. Такой подход дает возможность увидеть
противоречие, коренящееся внутри самого культурного творчества –
противоречие между безграничностью духа и сковывающими его символическими
формами культуры. Если у Шпенглера трагедия культуры начинается лишь с ростом
цивилизации, то Бердяев смотрит на вещи глубже. Как и Шпенглер, Бердяев
видит, какую опасность несут для культуры те формы цивилизации, которые
заявили о себе в начале ХХ века (см.: Там же). Однако уже в самой сущности
культуры кроется начало, ограничивающее и притягивающее вниз творческий
порыв духа. Культура и ее формы нередко противостоят личности как нечто
принудительное и сковывающее творческую свободу. Это оберегает от опасного
произвола и своеволия (и тогда это благо), но здесь же кроются и
существенные ограничения творческой свободы. Как понять эту
“принудительную” и отчасти обезличивающую роль культуры? У Гегеля все
объясняется изначально безличной и рациональной природой культуры. Но
Бердяев не приемлет такого объяснения. Для Бердяева определяющая человека культурная форма есть не что иное,
как “остывшая свобода” личного духа, это – отделившиеся от человека
результаты личного творчества, а не выражение некого безличного мирового
разума (по Гегелю). Но отсюда вытекает и трагедия культурного творчества:
дух вынужден воплощаться в предметно-символические формы, сковывающие его
свободу и устремленность в беспредельное. Согласно представлениям Бердяева
“все достижения культуры – символичны, а не реалистичны. Культура не есть
осуществление, реализация истины жизни. Она осуществляет лишь истину в
познании, в философских и научных книгах…; красоту – в книгах стихов и
картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных
представлениях; божественное – лишь в культе и религиозной символике.
Творческий акт притягивается в культуре вниз и отяжелевает. Новая жизнь
дается лишь в подобиях, образах, символах (Бердяев Н.А. Воля к жизни и воля
к культуре//Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С.164, цитировано по
[1]). Как же решать эту вечную проблему? У Бердяева нет однозначного ответа
на этот вопрос. В одном контексте, когда речь идет о соотношении культуры и
цивилизации, Бердяев говорит о величайшей значимости “воли к культуре” в
противовес упорной, но прагматично бескрылой воле к “жизни”. Жизнь здесь
выступает как синоним бездуховного благоустройства. (Там же. С.164-165).
Но, обсуждая исторические судьбы России, Бердяев надеется на “чудо
религиозного преображения жизни” как альтернативу сковывающему символизму
культуры и механически-бездушному порядку цивилизации, хотя при этом и
считает, что России “придется пройти путь цивилизации” (Там же., С.174).
Известно и другое его более позднее высказывание: “Техника, порожденная
духом, материализует жизнь, но она же может способствовать освобождению
духа …” (Бердяев Н.А. Духовное состояние современного мира//Новый мир,
1990. №1.С.218, цитировано по [1]).

3. Мое отношение к работам Н.А.Бердяева

 

Бердяев покоряет прежде всего необыкновенной широтой взглядов,
эрудицией, умением всесторонне охватить широкий круг явлений общественной
жизни, связать их, создать из хаоса явлений и подробностей нашего бытия
единую картину мира, картину развития культуры, общества, народа,
национального характера. Мне более всего близки его работы, посвященные
России. “Русская идея” оказалась для меня открытием. Кажется, что черты
русского характера Бердяевым гениально угаданы, интуитивно почувствованы.
Но интуиция автора основана на огромных знаниях. Никогда еще не удавалось
встречать в одном произведении такого вдумчивого и всеобъятного анализа
истории развития нашего общества, нашей культуры, такой многогранной оценки
философии, истории, политики, литературы. Очень непривычным кажется нам,
живущим в начале ХХI века, встреча с такой яркой личностью, живым
свидетелем переломного периода в истории нашего общества, нашей культуры в
начале ХХ века. Очень интересен его взгляд на человека как субъекта творчества, на
взаимоотношение и противостояние культуры и личности, на противоречия
внутри культурного творчества,. Поражают красотой представления Бердяева о
духе как внерациональном начале в человеке, способном выводить его за
пределы предметного мира, о “свободе”, которая выходит за пределы
божественного происхождения в добытийное “ничто”. Первое знакомство с работами Н.А.Бердяева рождает желание не более
серьезного изучения его наследия, но и получения более глубоких знаний по культурологии. Заключение Подлинный мыслитель не ищет упрощенных решений и всегда готов уточнить
свои взгляды, открывая новые стороны бесконечной проблемы. Его творческий
дух последовательно и пытливо открывает для нас эту проблему во всей ее
сложности и глубине, и это открытие навсегда остается в истории науки и
культуры, вдохновляя нас на новое понимание мира и самих себя. В этом и
состоит бессмертие мысли Н.А.Бердяева.