Фридрих Ницше и его концепция о сверхчеловеке

Фридрих Ницше (1844-1900) - блестящий и спорный мыслитель европейской философии.
Умерший на рубеже ХХ века он, по замечанию К. Ясперса,
наряду с С. Кьеркегором и К. Марксом стал современником
нового века. Время, в которое жил Фридрих Ницше, было
очень сложным: Германия переживала болезненный
процесс объединения, проводимый жесткой рукой
Бисмарка, ломались столетиями накопленные стереотипы,
нормы, правила, которые были так привычны, приятны и
ценны немецкой душе и которые так хотелось сохранить.
Немецкая интеллигенция, прекрасно образованная,
воспитанная цветом европейской культуры - сонмом
великих поэтов, философов и музыкантов, больше всего
желала плодотворного развития идей и традиций самой
передовой в то время в Европе немецкой культуры и лишь
очень немногие видели необходимость радикальных
перемен. Одним из них был Фридрих Ницше.
Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года в
Реккене, Саксония. Отец и дед его были пасторами. Рано
проявивший необычайную одаренность в поэзии и музыке,
филолог по образованию, в двадцать пять лет он получил
место профессора филологии в университете Базеля. Его
считали надеждой немецкой филологии. Великий Рихард
Вагнер был его другом, хотя между ними было тридцать лет
разницы. Его книги великолепны с точки зрения языка,
увлекательны для чтения и полны потрясающих по новизне
идей. И тем не менее, практически все они были встречены
в штыки как критикой, так и читающей публикой,
прижизненная слава Ницше носила скандальный характер.
Очевидно, дело было именно в его идеях.
Поворотным моментом в становлении концепций
Ницше стало прочтение им книги малоизвестного в те годы
Артура Шопенгауэра "Мир как Воля и Представление". "Я
понял его, как если бы он писал для меня", так скажет
Ницше о своем учителе. Несомненно, в Шопенгауэре его
привлекла идея Воли, которая, по определению автора, есть
внутренняя сущность субъекта, для которого мир есть объект
созерцания - Представление. Воля также оказывается у
Шопенгауэра внутренней сущностью всех сил, созидающих
мир. Все есть в своей сущности воля, она лишь
объективируется временем и пространством, становясь
волей к жизни (термин, мимо которого Ницше пройти не
мог) . Нисходя по ступеням объективации (пространство и
время, платоновские идеи, силы природы, всякая
деятельность человека) , Воля предстает объективному
познанию лишь в виде объектов, определенных этими
ступенями объективации. Именно их рассматривает
мышление и потому в своей сущности Воля остается для
него непознаваемой.
И лишь гений искусства - благодаря чистому
созерцанию и неординарной силе фантазии способен
познать и выразить в поэзии, живописи и музыке вечную
идею Воли. Высочайшее положение среди искусств
занимает музыка, свободная от оков языка и потому не
только отражающая идеи, но и непосредственно
отражающая Мировую волю.
Метафизика Шопенгауэра захватила мятежный дух
Ницше, в его Воле он увидел вечную пламенную волю к
свободе, а творческого гения, которым руководит сама
Мировая Воля, он увидел в Рихарде Вагнере.
Вагнеру посвящена первая книга Ницше "Рождение
трагедии из духа музыки", сразу же вызвавшая скандал.
Поступательное движение в искусстве, по Ницше, "связано с
двойственностью аполлонического и дионисического
начал". Мистерии дионисического культа символизируют
жизнь человека в таинственном и великолепном мире, его
инстинктивное единение с природой. "Дионисическое
искусство хочет убедить нас в вечной радостности
существования, но только искать эту радостность мы
должны не в явлениях, а за явлениями". Аполлоническое же,
напротив, это "полное чувство меры, самоограничение,
свобода от диких порывов". В досократической Греции эти
начала, борясь и соединяясь, создали великое искусство
трагедии, которая "возникла из трагического хора" (а хор -
это отголосок дионисийских праздников) , который
"разряжается аполлоническим миром образов". Трагедия,
таким образом, отразила противоречия в человеческом
мироощущении, борьбу с природой и с самим собой, как с ее
частью. Именно в этом качестве греческая трагедия стала
одной из основ всей европейской культуры.
Однако уже "огромное циклопическое око Сократа, в
котором никогда не сверкало безумие художнического
вдохновения", разбило это единство двух начал, уничтожив
трагедию. Ницше обвиняет Сократа в насаждении
неслыханной тирании разума и морали, вытеснившей
дионисическую свободу духа в бессознательное и
заменившей ее инструкциями по эксплуатации жизни.
Таким образом в истории культуры и человеческого
сознания происходит "вечная борьба между теоретическим и
трагическим миропониманиями", между, с одной стороны,
ханжеством и скукой и, с другой стороны, свободой и
весельем. Причем последнее всячески подавляется
общественными нормами, моралью и всяким идеализмом,
объявленным Ницше "мошенничеством высшего порядка".
С исчезновением дионисического духа связывается
"бросающееся в глаза... вырождение греческого человека" и
современное плачевное состояние человеческого духа.
Однако "несомненные предзнаменования дают нам
ручательство в том, что в современном нам мире
происходит обратный процесс постепенного пробуждения
дионисического духа! " "Новым Эсхиллом" объявляет Ницше
Рихарда Вагнера, в музыке которого он видит свидетельство
возрождения трагического мифа в немецком духе, а с ним и
новой жизни немецкого гения.
Таким образом, Фридрих Ницше начал
проповедовать имморализм и возвращение к первозданной
свободе, единение с природой посредством освобождения
инстинктов из-под гнета морали и норм общественного
порядка - идею Вечного Возвращения.
В дальнейшем Ницше отказывается от союза с
Шопенгауэром, порицая "шопенгауэровскую слепую волю к
морали", а также и от Вагнера с его "неисправимым
романтизмом". Вагнера, как оказалось, гораздо больше
заботил собственные успехи и популярность и он
рассматривал Ницше как собственного агитатора.
"Человеческое, слишком человеческое" вышло с
посвящением "памяти Вольтера", что одно уже могло
вызвать скандал, и с подзаголовком "Книга для свободных
умов", хотя, как признается автор уже на первых страницах,
"когда мне это было нужно, я изобрел для себя и "свободные
умы"... таких умов нет и не было". Однако он надеется, что
"наша Европа будет иметь среди своих сыновей завтрашнего
и послезавтрашнего дня таких веселых и дерзких ребят".
Книга эта, составленная из девяти отделов, каждый
из которых анализирует аспекты человеческого бытия в
мире, человеческого общества и человеческого сознания
показывает, как мало в человеке и его жизни подлинного
величия и свободы, как сильно закрепостил он себя
многочисленными представлениями и предрассудками,
сложившимися в моральные установления и как спокойны и
беззубы его мысль, наука, выхолощено искусство. Все это
только лишь "человеческое".
Всем этим "человеческим" связаны людские души, и
потому, чтобы могли появиться вновь (как когда-то
существовавшие изначально) , "свободные умы", душа
должна испытать, "как решающее событие своей жизни"
испытать "великий разрыв" со всем этим безнадежно
человеческим. "Лучше умереть, чем жить здесь"... и это
"здесь", это "дома" есть все, что она любила доселе! "
Выпутываясь из тягчайшей антиномии: мораль или свобода,
Ницше предполагает, что традиционная мораль, извне
предписывающая человеку целую систему запретов и
декретов, могла опираться только на презумпцию
несвободы. Выбор в пользу свободы диктуется взрывом
внутренних сил человеческой души, изначально свободной
и вечно стремящейся вернуться в лоно свободной воли.
"Этот первый взрыв силы и воли к
самоопределению, самоустановлению ценностей, эта воля к
свободной воле" - приводит душу, в которой зреет
свободный ум и нарастает "все более опасное
любопытство": "Нельзя ли перевернуть все ценности? И,
может быть, добро есть зло(А Бог - выдумка и ухищрение
дьявола? И, может быть, в последней своей основе все
ложно?... " Такие мысли обрекают свободный ум на
томительное одиночество, но в нем видит Ницше
единственный путь к "зрелой свободе духа". Свободный ум
живет уже "вне оков любви и ненависти, вне "да" и "нет",
добровольно близким и добровольно далеким". Огромное
количество вещей он видит далеко под собой, они его не
заботят и не касаются. Он становится "господином над
собой, над собственными добродетелями", прежде бывшими
его господами, а теперь ставшими "орудиями наряду с
другими орудиями".
"Довольно, свободный ум знает отныне, какому "ты
должен" он повиновался, и знает также, на что он теперь
способен и что ему теперь позволено... " Познав это,
свободные умы познают теперь и свою задачу "испытать
душой и телом самые разнообразные и противоречивые
бедствия и радости в качестве искателей приключений и
путешественников вокруг того внутреннего мира, который
зовется "человеком", в качестве измерителей каждого
"выше", каждого "сверх иного"... В сущности, речь идет о
некоем аналоге коперниканской парадигмы: Я, вращавшееся
прежде вокруг объективного мира ценностей (моральных,
религиозных, научных, каких угодно - человеческих) ,
отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет
сам стать центром, самолично определяющим себе меру и
качество собственной ценностной галактики.
Таким образом, Ницше приходит к тому, что стать
по-настоящему свободным умом значит, прочувствовав и
испытав все человеческое, подняться над ним и обратиться
в сверхчеловека.
Поздний Ницше пишет уже книги, обращенные в
пустоту, которую должен заполнить собой сверхчеловек.
Отчаявшись встретить понимание у современников, он
указывает в подзаголовках адрес своего читателя, столь же
абсурдный, сколь и конкретный: "книга для всех и ни для
кого", "прелюдия к философии будущего". Неправильно было
бы полагать, что это означает "эти книги не для вас, мои
современники". Но, как и в случае с "Человеческим, слишком
человеческим", книгой, которую Ницше адресовал
"свободным умам", которых он сам же и выдумал, эти его
книги не для сверхчеловека, ибо нет еще сверхчеловека, да
они и не нужны будущему сверхчеловеку. Они призваны
разбудить того, в ком есть способность увидеть и
преодолеть нищету человеческого, они указывают читателю
желанный образ сверхчеловека, образ его мыслей и
действий, образ его бытия в мире, его отношений с миром и
с самим собой. А также путь становления сверхчеловека.
Такова самая великолепная по написанию из книг
Фридриха Ницше: "Так говорил Заратустра. " Сам автор
считал ее "самой глубокой из всех книг, которыми обладает
человечество". Образ Заратустры человека, идущего по пути
становления сверхчеловека. В сущности, этот путь намечен
автором еще в "Человеческом... ", но здесь он детально
проработан и облечен в форму притчи, написанной
потрясающим стилем. Форма притчи заимствована из
Библии и больше всего напоминает евангельские проповеди
Иисуса Христа и рассказы о происходящих с ним и его
учениками событиях. Конечно же, сравнивать Христа и
Заратустру не имеет смысла на этих страницах, хотя весьма
вероятно, что именно такого сравнения и выбора между
ними и желал от своего читателя Ницше, поскольку в своем
читателе (если таковой найдется) он видел последователя
для своего Заратустры, ибо "кто пишет кровью и притчами,
тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть".
Устами Заратустры три превращения духа в человеке
выделяет Ницше: "как дух становится верблюдом, львом
верблюд и, наконец, ребенком становится лев". Прежде
всего, на пути достижения свободы духа необходимо
познать тяжесть, трудное, чтобы преодолеть свою слабость.
"Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое
высокомерие?.. Все самое трудное берет на себя
выносливый дух, подобно навьюченному верблюду...
спешит и он в свою пустыню".
Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути
обретает одиночество. Последним "драконом", "господином"
и "богом", которого он обязан победить, является моральный
императив "ты должен". В битве с ним он становится львом:
"дух льва говорит "я хочу". Таким образом он завоевывает
себе право переоценки существующих ценностей и создания
новых. "Завоевать себе свободу и священное, Нет даже
перед долгом - для этого, братья мои, надо стать львом".
Но само по себе это право и эта сила сказать "нет"
любой из предустановленных истин не является еще
способностью к созданию новых ценностей. Поэтому лев
должен стать ребенком: "Дитя есть невинность и забвение,
новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное
движение, святое слово утверждения". Стать ребенком
значит стать новым, отринув все прежние установления,
вновь обрести вкус к "игре созидания". Играть с миром и с
собой, как ребенок - то есть, возвращаясь к прежней
терминологии Ницше, возродить в себе дионисическое
начало. "Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое
слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир
находит потерявший мир". Таков путь к сверхчеловеку.
"Сверхчеловек - смысл земли". "Что такое обезьяна в
отношении человека? Посмешище или мучительный позор.
И тем же должен быть человек для сверхчеловека:
посмешищем или мучительным позором".
"Поистине, человек - это грязный поток. Надо быть
морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться
нечистым... сверхчеловек - это море, где может потонуть
ваше великое презрение".
Самое высокое, что может пережить человек, учит
Ницше - это "час великого презрения". Презрения к самому
себе, к своим слабостям и порокам, к своей
несправедливости, к "жалкому довольству собою",
называемому добродетелью. "Но где же та молния, что
лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо привить
вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он - эта молния,
он это - безумие! " Фридрих Ницше попытался пройти путь
к сверхчеловеку. Итогом было безумие. Степень погружения
в проблему превзошла меру личной выносливости. "Кто
нападает на свое время, нападает лишь на себя".
Разрушение традиционных ценностей обернулось
саморазрушением. На долгие годы на память о Ницше и его
наследие легла печать "фашистской". Образ сверхчеловека
исказился до неузнаваемости и приобрел черты "белокурой
бестии", не щадящей ничего и никого, безжалостно
разрушающей мир и его ценности.
Но ведь не в этом суть сверхчеловека Ницше. Его
сверхчеловек безжалостен прежде всего и более всего к себе,
он сомневается и подвергает пересмотру имеющиеся у него
ценности и установления, лишающие его внутренней
духовной свободы и радости творческой жизни. "В человеке
тварь и творец соединены воедино". Нужно помнить, что
философия Фридриха Ницше это уникальный и всей
жизнью осуществленный эксперимент по разрушению
внутри себя "твари" и взращивания "творца", прозванного
"сверхчеловеком".
ЛИТЕРАТУРА:
1. Фридрих Ницше. Сочинения в 2-х томах. "Мысль"
1990
2. Краткая философская энциклопедия. "Прогресс",
1994

Вожакова Евгения, факультет "СО и Р", 103 группа